Глава «Укргазвыдобування»: в течение года вы увидите переформатирование компании с уходом от советской системы

Сколько должен стоить газ для населения? Насколько сократится добыча газа при отсутствии инвестиций? Какова судьба китайского «нефтегазового» кредита Украине? Когда будет модернизирован Шебелинский ГПЗ? Ответы на эти другие вопросы вы найдете в эксклюзивном интервью главы правления ПАО «Укргазвыдобування» Олега Прохоренко, которое он дал агентству «Интерфакс-Украина»

Знакомы ли вы с деталями отчета консалтинговой компании IHS CERA по себестоимости добычи газа в Украине? Какая она должна быть на ваш взгляд?

О.Прохоренко: Я знаком концептуально с этой работой, но детали мне не знакомы. Если вы спросите, условно говоря, какая там стоит цифра $250 или $255 за тыс. куб. м, то я сейчас не смогу вам это прокомментировать.

Какие перед вами поставлены задачи?

О.Прохоренко: Я пришел в компанию, чтобы добиться двух целей. Первая – это стабилизировать добычу газа и обеспечить условия для наращивания добычи. Вторая – это построить и модернизировать компанию по лучшим международным образцам управления. То есть создать прозрачную, открытую структуру, которая нацелена на эффективное использование ресурсов.

Вопрос себестоимости добычи упирается в вопрос того, какие ставятся цели по наращиванию добычи перед «Укргазвыдобуванням». Как сейчас работает экономика нашего предприятия? Есть большой фонд скважин, большинство из которых были пробурены еще в советское время. Текущее операционное обслуживание этих скважин не требует очень больших денег. Это оплата персонала, электроэнергии, топлива, расходных материалов и услуг для обеспечения операций по поддержанию скважин в рабочем состоянии, к примеру, закачка ингибиторов коррозии, продувка скважин и т.д. Только эти скважины постоянно теряют дебиты, свою производительность. Это простая физика – как только скважина пробурена и начинает давать газ, давление пласта начинает падать и ежедневный дебит начинает плавно падать.

Так вот, есть люди, которые создают себе некие политические дивиденды на этом вопросе. Они говорят, что у нас себестоимость низкая, но надо понимать, что она у нас низкая на падающем объеме газа. Если мы ставим себе за цель иметь низкую себестоимость, то должны понимать, что это приведет к потере объемов добычи газа. Без наращивания инвестиций мы будем терять около 1 млрд куб. м газа в год.

Для того чтобы остановить этот тренд и обеспечить прирост добычи, мы должны инвестировать в бурение новых скважин, в такие вещи как оборудование для проведения гидроразрывов пласта, оборудование для проведения капитального ремонта скважин, для интенсификации добычи и т.д. Это высокотехнологические операции, которые требуют современного оборудования и качественных расходных материалов. Так работают международные компании и частные компании в Украине. У них на порядок выше себестоимость, и у них идет увеличение добычи. Это совсем другой порядок цифр, отличный от текущего обслуживания действующих скважин.

Я не буду сейчас конкретно комментировать цифры себестоимости, но 3 тыс. грн за тыс. куб. м чистыми, после уплаты ренты – это минимально необходимый уровень, который нам позволит обеспечивать инвестиционную программу. Но это будет инвестиционная программа, которая нам даст стабилизацию производства, но не даст радикального увеличения производства. А такие предпосылки и возможности есть. Если у нас будет ресурс для того вида оборудования, которое я назвал, и лицензии – мы сможем бурить и давать больше.

Мы сейчас начинаем операционный аудит на уровне скважин и месторождений, который должен дать нам понимание где, насколько и за счет чего мы можем поднять производство. Исходя из этой информации, родятся более точные цифры и понимание.

К примеру, где-то есть потенциал провести гидроразрыв пласта и это даст нам предположительно плюс 50 тыс. куб. м в сутки. Все это мы будем компилировать и увидим инвестиционную программу. Тогда мы сможем сказать, что вот потенциал для прироста добычи, который компенсирует падение в следующем году, а вот потенциал более долгосрочный. Для этого нужно столько-то денег, а для этого – больше денег. Навскидку 3 тыс. грн – это цифра, которая нужна просто для поддержания производства, чтобы оно не продолжало падать.

Какие темпы возможны по наращиванию производства «Укргазвыдобуванням»? К примеру, если все самые сокровенные пожелания компании по инвестициям в закупку оборудования и всего остального будут удовлетворены, то на какой уровень добычи будет выход, к примеру, через пять лет?

О.Прохоренко: Сейчас с моей стороны будет безответственно сказать, что мы готовы подписаться под конкретные цифры без проведения аудита, операционной диагностики. Необходимо разобраться не на уровне нашей внутренней экспертизы в компании, а с помощью привлечения внешней экспертизы. Технологии ушли вперед, а в компании многие процессы остались на уровне 60-70-х годов прошлого века, опять же из-за невозможности инвестировать в развитие. Необходимо разобрать на операционном уровне, что возможно сделать по конкретным скважинам и месторождениям. После этого мы сможем сказать, что есть определенные сценарии. Скорее всего, к концу года будет такое понимание.

В настоящее время компания работает только на своем оборудовании или арендует какую-то ее часть как многие частные газодобывающие компании в стране?

О.Прохоренко: Со стороны частных компаний были предложения на аутсорсинг услуг по бурению, капремонту скважин, гидроразрыву. И сейчас подрядчики выполняют некоторые работы, например, по геофизическим исследованиям, по капитальному строительству, но с точки зрения крупных процессов бурения и капремонта мы работаем на своем оборудовании.

К сожалению, оборудование у нас устаревшее. К примеру, берем реестр скважин, которые выведены из эксплуатации. Есть хорошие скважины, но мы не ремонтируем их, потому что у нас нет такого оборудования, а на привлечение нужного оборудования со стороны нет денег. Есть примеры, когда проведя какую-то операцию, мы можем поднять добычу на 20-100 тыс. куб. м в сутки. Это сравнимо с бурением новой скважины, но при новом бурении между получением лицензии, разных согласований и началом работы пройдет три года, а тут речь идет о месяцах. Т.е. можно получить те же объемы и в несколько раз дешевле, чем бурение новой скважины, но у нас не хватает оборудования.

Изучали ли вы уже ситуацию с парком скважин компании? Планируется ли получать или приобретать лицензии, тем более что сейчас идет ряд судебных процессов по аннулированию и возврату в госсобственность ряда спецразрешений?

О.Прохоренко: В части добычи для нас приоритетом является разобраться с операционной диагностикой, чтобы понять возможности ее увеличения. Главный вопрос это финансовый ресурс, который остается у нас для реализации этих проектов. У компании сейчас есть какие-то деньги для поддержания текущей деятельности, но для того, чтобы бурить новые скважины, себестоимость должна быть выше. Если ставится задача увеличения добычи, тогда себестоимость должна быть выше, т.е. цена по которой мы будем продавать газ должна покрывать инвестиции в новые объекты.

Нам действительно нужны новые лицензии, потому что у нас истощается ресурс для расширения нашей базы резервов. В период 2007-14 гг. компания получила всего четыре новых лицензии. Это привело к тому, что сейчас достаточно мало перспективных областей, где компания могла бы бурить. Т.е. с одной стороны у нас нет ресурса, чтобы иметь качественное оборудование для бурения, а с другой – не хватает ресурса, где бурить. Поэтому когда предъявляется требование – дайте газ, мы задаем вопрос: за какие деньги мы можем бурить и на чем мы можем бурить.

Мы ставим вопрос о том, что надо получать на порядок больше лицензий, чтобы мы получали в год 20-30 лицензий. Это амбициозно, но нужно к этому стремиться.

Это позволит для начала обеспечить хотя бы замещение ресурса, потому что сейчас тенденция – когда мы добываем за год 15 млрд куб. м газа, а прирастили резервы только на 5 млрд куб. м. Чтобы базу резервов поддерживать на существующем уровне, мы должны постоянно получать лицензии, постоянно проводить геологоразведку.

В настоящее время «Нафтогаз» ведет переговоры по китайскому кредиту, где «Укргазвыдобування» претендует на часть средств для закупки буровых. Планы не поменялись?

О.Прохоренко: Мы рассматриваем этот кредит как одно из перспективных направлений развития, потому что этот ресурс достаточно дешевый по сравнению с внутренним ресурсом. Мы прикладываем все необходимые усилия, чтобы воспользоваться им.

Когда я пришел в компанию, мне показали подготовительные документы, которые затрагивали только буровые станки. Я поднял вопрос: почему только буровые станки? У меня даже после поверхностного знакомства с компанией было понимание, что не только они должны модернизироваться. Нужно также ставить вопрос по оборудованию для капитального ремонта скважин, азотные установки, колтюбинговые установки, оборудование для проведения гидроразрыва пласта, геофизическое оборудование, наземная инфраструктура, возможно дожимные компрессорные станции.

Поскольку сейчас речь идет о подготовительных документах, нужно переформатировать кредит не только под буровые станки, но и чтобы у нас была возможность самим выбирать оборудование. Операционный аудит, о котором я говорил, даст нам понимание того, сколько необходимо буровых, оборудования для гидроразрыва, для интенсификации и т.д. Тогда уже мы будем наполнять этот кредит нашими требованиями.

На протяжении многих лет «Нафтогаз Украины» имеет перед «Укргазвыдобування» многомиллиардные долги. Стоит ли опасаться ситуации, когда повышается закупочная цена на добываемый компанией газ, а потом «Укргазвыдобування» своевременно не получает эти деньги и не сможет их использовать для своих производственных целей?

О.Прохоренко: Эта системная проблема. К примеру, мы продаем газ «Нафтогазу Украины», но сейчас [летом] он не реализуется, а закачивается в хранилища и НАК не получает живых денег. Рента в существующем законодательстве возникает на момент добычи газа, но мы должны ее заплатить. То есть это проблема не «Нафтогаза», это проблема системы. Это вопрос скорее уровня правительства, потому что эта проблема существует из года в год. В итоге происходит ситуация, когда «Нафтогаз» доходит до осени со своим дефицитом в парламент, который разрешает Кабмину решить эту проблему и дефицит НАК закрывается, но нам это уже никак не помогает, потому что бурить скважины надо в течение года, а не в декабре. Поэтому правительство должно кардинально разрешить эту проблему, наполнить систему живыми деньгами, для того, чтобы мы могли реализовывать нашу инвестиционную программу.

Как сейчас у компании обстоят дела с кредитным портфелем? Нет ли у «Укргазвыдобування» проблем с выплатой взятых кредитов?

О.Прохоренко: У нас достаточно большой кредитный портфель, с которым мы разбираемся, где-то просрочены кредиты. Мы сейчас проводим переговоры со всеми банками, чтобы выстроить нормальные, цивилизованные отношения, чтобы они понимали наши трудности с ликвидностью и у нас был выстроен диалог: что и когда они могут ожидать от нас. Мы, как большая компания, заинтересованы в нормальном сотрудничестве. Они тоже в этом заинтересованы, поэтому мы ищем точки соприкосновения. Мы говорим, что ситуация меняется, происходит реформа системы взаимоотношений между игроками рынка газа и нам нужна определенная поддержка, чтобы не топили нас санкциями, пеней и т.д.

С вступлением в силу нового закона о рынке природного газа для «Укргазвыдобування» открываются перспективы продаж газа промышленным предприятиям. Вы изучали этот вопрос?

О.Прохоренко: Пока мы продаем добытый газ «Нафтогазу» с целью его последующей реализации населению. Озвученный вами вопрос надо изучать. Для компании, конечно, интересно работать напрямую в коммерческом секторе, но как системообразующее предприятие на рынке газа мы играем по государственным правилам. Тут мы не можем быть самостоятельной единицей.

«Укргазвыдобування» подавало в НКРЭКУ заявку и обосновывающие материалы на повышение отпускной цены добываемого газа?

О.Прохоренко: Есть четкое понимание, зафиксированное в меморандуме с МВФ о графике повышения цены на наш газ. Эта цена зафиксирована, мы работаем в ожидании этих изменений.

На представлении коллективу компании вы сообщили о планах привлечения крупного игрока или игроков под развитие и разработку газовых месторождений. Уже какие-то переговоры ведутся?

О.Прохоренко: На украинско-американском форуме, который проходил в Вашингтоне, в том числе, был подписан меморандум о взаимопонимании с компанией Frontera. В рамках подготовки к нему у нас были предварительные переговоры с этой компанией.

Сейчас объективная ситуация такая, что крупные игроки видят Украину как очень рискованное место для инвестиций, но есть компании другого уровня, которые более оппортунистически подходят к этому. К примеру, Frontera работала в Грузии, когда там была агрессия со стороны России. С их стороны есть интерес к Украине, их не смущает нынешняя агрессия со стороны России и они готовы работать в нынешней ситуации.

Мы также будем искать других партнеров. У каждой компании есть собственный аппетит к риску, и нам надо найти таких партнеров, чтобы начинать работать уже сейчас. Все понимают, что нынешняя ситуация будет разрешена, она стабилизируется и наиболее выиграют те, кто вошел как можно раньше. То есть с теми игроками, которые войдут сейчас, у нас будут налажены отношения, а в последующем уже будет сложнее войти, потому что места будут заняты. Мы сейчас будем изучать, с кем можно работать в этом направлении.

Сотрудничество планируется осуществлять в рамках соглашений о разделении продукции?

О.Прохоренко: Это один из возможных вариантов. Есть такой режим работы как СРП, есть договора о совместной деятельности. У «Укргазвыдобування» был договор о совместной деятельности с компанией Shell, который работал очень хорошо с точки зрения выполнения договорных обязательств. Shell и мы выполнили все свои обязательства, им было комфортно работать в сотрудничестве с нами. Мы очень многому научились у них. К сожалению, для них и для нас этот договор не дал тех результатов, на которые мы надеялись – газа они не нашли в том объеме, чтобы оправдать дальнейшее сотрудничество на данный момент. Для такого гиганта как Shell важна «материальность» инвестиций – они должны видеть перспективу добычи на своих объектах на уровне 5-10 млрд куб. м в год. Пока такого ресурса они не нашли. Это пример того, что договор о совместной деятельности тоже работает хорошо, если он правильно структурирован, выписаны четкие правила работы и партнеры соблюдают свои финансовые обязательства.

Возможны другие формы сотрудничества. Мы будем изучать, что наиболее выгодно и как можно более эффективно работать как нам, так и международному партнеру.

На протяжении последних 10-15 лет было множество красочных проектов и презентаций по модернизации Шебелинского ГПЗ, но деньги в необходимом объеме так и не были выделены. Нет ли планов по выводу направления, которое занимается производством и реализацией нефтепродуктов, чтобы его развитие не зависело от субсидируемого газового направления?

О.Прохоренко: Касательно аспекта по модернизации ГПЗ. До сих пор приходят с такими проектами, в частности, с установкой по изомеризации для устранения бензольной фракции и доведения показателей по сере до Евро-4 и Евро-5. Мы прорабатываем этот момент с точки зрения экономики. Перед тем как мне принесут техническое решение, я хочу увидеть экономику: сколько это будет стоить, кто за это заплатит, что мы в итоге получим, сможем ли мы это обеспечить. Если мне, условно говоря, приносят проект на 1 млн тонн с изомеризацией, я ставлю вопрос есть ли у нас такая обеспеченность сырьем на 1 млн тонн. У нас падает добыча, в том числе конденсата, что ставит под вопрос обеспеченность сырьем в течение 3-4 лет. С этой точки зрения, я считаю, вкладываться в мегапроект с изомеризацией нецелесообразно с точки зрения экономики. Мы не приняли окончательного решения, но я пока склоняюсь к варианту низкобюджетной модернизации, которая позволит нам вписаться в техрегламент Евро-3 и Евро-4 на следующие 2-3 года, хотя с технической точки зрения это не самое оптимальное решение.

Возвращаясь к вопросу о месте Шебелинского ГПЗ внутри «Укргазвыдобування» или за пределами – он более стратегический. На Шебелинку завязаны потоки газоконденсатного сырья, которое мы собираем с наших месторождений, Шебелинка тесно интегрирована с общей системой трубопроводов, всей системой сбора продукции с наших месторождений. Поэтому просто взять и сказать, что мы выведем Шебелинский ГПЗ неправильно, потому что помимо него есть другие объекты и заводы, которые производят сжиженный газ. Пока что у меня понимание, что эти структуры очень органично вписываются в общий технологический процесс. В данном случае это для нас профильный вид деятельности, потому что нам где-то надо перерабатывать газоконденсат. Если мы его не переработаем на Шебелинке, то нам придется его кому-нибудь отдавать или хранить.

У «Укртрансгаза» есть филия «Агрогаз», которая является непрофильной. А у «Укргазвыдобування» есть такие активы?

О.Прохоренко: У нас есть такие непрофильные активы, в том числе такого рода. Для меня это было сюрпризом, я не знал об этом. У «Укрбургаза» есть несколько аграрных непрофильных активов. Будем разбираться. Мы начинаем сверху, будем последовательно добираться до этих вопросов и решать их. Возможно, если у «Укртрансгаза» есть такие активы, то имеет смысл поднимать этот вопрос на уровень «Нафтогаза» – или продавать кусками или упаковать и продать как единую компанию.

Планируются ли изменения в деятельности компании в части сокращения административного персонала?

О.Прохоренко: Изменения планируются и мы их начали, но фундаментальнее и шире, чем то, как вы ставите вопрос. Речь идет о модернизации и реформировании ключевых элементов управленческой инфраструктуры. Речь идет о прозрачной и понятной системе бухучета, сбору отчета по международным стандартам. Сейчас компания делает отчеты IFRS, но они собираются в существующем стандарте, а потом уже конвертируется на уровне отчетов, а не первичной документации, что неправильно.

Есть большая тема по закупкам. Мы уже начали фундаментально менять процедуру закупок, сделаем ее открытой, прозрачной и полностью соответствующей международным стандартам, т.е. уйдем от тех злоупотреблений, которые были заложены в системе.

Далее есть блок вопросов, который касается реализации продукции, сжиженного газа, дизельного топлива, бензинов, уайт-спирита и т.д. Для этих продуктов мы уже начали использовать электронные торги и движемся к тому, чтобы максимально уйти от человеческого фактора, возможности злоупотреблений и получать максимально возможную цену на рынке в рамках тех ограничений, которые существуют.

Есть большой блок вопросов, который касается законодательства и дерегуляции. С точки зрения производства мы зажаты в те рамки регуляторной системы, которая подразумевает получение специальных разрешений на разработку недр, потом начинается согласование облсоветов, сельхозинспекций, минэкологии и т.д. Мы ставим вопрос о внедрении ключевых законодательных инициатив, которые бы упростили эту систему.

Также есть вопросы по развитию людей и внутренней коммуникации. Это примеры тех направлений, по которым мы работаем. Т.е. мы не планируем сокращать количество сотрудников ради самого сокращения, речь идет о планомерном выстраивании процедур, процессов и стандартов, которые бы соответствовали лучшим мировым практикам. Возможно, в процессе мы какие-то функции будем переформатировать. Например, мы смотрим на департамент закупок, как он организован, какие требования должны быть к нему, какую работу он делает, а какую не делает. Сейчас они проводят чисто формальные процедуры, которые выписаны, но абсолютно отсутствует аналитическая функция. Им приносят цены, они смотрят, чтобы процедура была соблюдена и все. Я уже поставил задачу создания сильной аналитической функции, которая будет проверять цены на рынке, чтобы мы не тратили лишние деньги на закупку материально-технических ценностей и оборудования.

В течение будущего года, я думаю, вы увидите переформатирование компании с уходом от советской системы и переходу ее в современную плоскость и выстраиванием правильных процессов и процедур.