Глава «Нафтогаза» Коболев о стратегии, рынке, монополиях и суде с «Газпромом»

Председатель правления «Нафтогаза Украины» Андрей Коболев за последнюю неделю разактивничался в медиа-пространстве. Идет война за цену на газ для населения между НАКом и Кабмином: «Нафтогаз» хочет ее повысить, а правительство – удержать, чтобы не нервировать лишний раз граждан. Из большого интервью Коболева «Зеркалу недели», enkorr выбрал самые важные мысли топ-менеджера компании-монополиста.

 

О стратегии «Нафтогаза»

Гораздо проще нарисовать стратегию на 30 лет и никак за нее не отвечать. В этом документе речь о ближайших трех годах, и в ней есть очень конкретные сроки и цели, за которые с нас можно спросить.

Наша стратегия во многом строилась по примеру норвежской Statoil. Если коротко объяснить смысл этой стратегии, мы планируем из «Нафтогаза» сделать украинский Statoil.

Эта компания – одна из икон корпоративного управления. Statoil – вокруг этой компании норвежцы смогли построить много смежных индустрий, на которых выросла экономика целой страны. При том, что страна богата ресурсом, норвежцы смогли конвертировать его в развитие собственной экономики, в зарплаты людей, словом, в нормальное развитие. Не прожечь его, не заболеть «голландской болезнью» (негативный эффект, оказываемый влиянием укрепления реального курса национальной валюты на экономическое развитие в результате бума в отдельном секторе экономики, – enkorr).

Смысл «Нафтогаза» как вертикально интегрированной компании – это ценность и польза не только для газового рынка, но и для смежных отраслей.

У нас в соотношении с размером страны нефтегазового ресурса тоже очень много. Не так много, как в Норвегии, но все же немало. Украина – третья страна в Европе по запасам газа.

В том числе в стратегии есть такой элемент, как потенциальное IPO «Нафтогаза». Разумеется, решение о выходе нашей компании на биржу может принять только Верховная Рада. Наша цель – подготовить компанию, чтобы у Верховной Рады был повод такое решение рассматривать в принципе. На это уйдет около трех лет активной работы.

Развитие фондового рынка Украины без качественных активов, голубых фишек невозможно. Фондовый рынок никогда не будет развиваться, если не во что вкладывать деньги. Можно сколько угодно строить механизмы, биржи, создавать правила, но если нет качественных компаний, в которые, например, Пенсионный фонд может вложить деньги, рынка не будет. Пример Польши очень показателен. Там за короткий период времени, создав определенный набор голубых фишек, смогли сделать фондовый рынок, может, не идеальный, но он есть.

Вопрос в параллелях и ресурсах. Параллель в качестве управления компанией и в том, что компания делает и создает вокруг себя. Компания такого масштаба, как «Нафтогаз», должна и может быть стимулом развития большого количества отраслей вокруг себя. В этом главный смысл параллели со Statoil. В нашей ситуации, прежде всего, речь о машиностроении и связанных отраслях – турбинах, трубах, строительстве.

Кроме того, в Украине есть много не развитых еще направлений, как ветрогенерация или энергомодернизация. Маленьким игрокам гораздо сложнее привлечь достаточный капитал, необходимый для старта, и эти деньги будут стоить дорого. «Нафтогазу» с аудированной отчетностью, понятным корпоративным управлением предлагают кредиты в объеме $1-3 млрд. Если мы хотим двигаться быстро к энергонезависимости, потребуются большие шаги. Большие шаги могут делать крупные корпорации. И в этом тоже есть смысл для государства сохранить «Нафтогаз» в вертикально-интегрированном виде и в определенном размере.

О государственной функции «Нафтогаза»

Цели, которые мы предлагаем нашему акционеру утвердить для компании, помимо роста ее стоимости и превращения в эффективного корпоративного игрока, – обеспечить конкурентные цены на природный газ для Украины (первые шаги уже сделаны, это первое решение Стокгольмского арбитража), безопасность поставок энергии (только крупная компания в состоянии обеспечить достаточные объемы газа), увеличение резервов добычи газа и повышение энергоэффективности. Остальные задачи – стандартные корпоративные, для их решения компании не обязательно находиться в госсобственности. Но для решения этих четырех задач имеет смысл сохранять «Нафтогаз» в государственной собственности.

Думаю, что минимум на ближайшие лет семь государственный контроль должен сохраняться. Это будет зависеть от развития многих элементов рынка.

О роли «Нафтогаза» на рынке

Есть много мифов вокруг нас. Есть определенные законы жанра, которые говорят о том, что нельзя быть одновременно и компанией, и регулятором. Такое было когда-то в «Нафтогазе» и всегда плохо заканчивалось.

Как менеджеры, мы сделали выбор, что двигаемся в пользу нормального корпоративного игрока рынка, который следует правилам рынка, а не формирует их. То, что мы предлагаем определенную модель, как органы власти эти правила могут создать, глядя на другие рынки, – это да.

Но об участии «Нафтогаза» в регуляции рынка вообще нет ни слова. Более того, если посмотреть на презентацию, она содержит перечень рисков. Один из главных рисков – это как раз несоздание полноценного либерального рынка.

Нам нужен рынок для того, чтобы эту стратегию реализовывать. Без либерального рынка, на котором потребители могут свободно выбирать поставщика газа, в том числе и население, а цена формируется спросом и предложением, большая часть этой стратегии не сможет работать.

О EBIDТA компании

Отделение газотранспортного оператора от группы уменьшит нашу EBIDTA на 60%, потому что транспорт газа – очень доходный и рентабельный бизнес. Задача, которую мы видим, – это потом увеличить ее в три раза, до $3,4 млрд. То есть к 2020 г. при текущей EBIDTA $2,9 млрд задача этой стратегии – вернуть группу на показатель немного выше, чем нынешний. Вот этот путь как раз и предполагает, в том числе, полностью либеральный рынок. Если не будет либерального рынка, ни о каком росте речи быть не может. Наоборот, если на «Нафтогаз» возложат часть функций Кабинета министров, наш результат ухудшится.

Важный момент: если посмотреть на расчет на 2020 г., то можно увидеть, что весь рынок нефти и газа в Украине будет гораздо больше, чем мы. В 2016-м доля «Нафтогаза» в общей EBITDA рынка составляла 64%. Если эта стратегия будет реализована, к 2020 г. эта доля сократится до 39%. Так мало «Нафтогаза» на украинском рынке еще никогда не было.

Смысл в том, что благодаря либерализации рынка будет расти не только «Нафтогаз», но и весь рынок. И мы предлагаем нашему акционеру – государству – вырастить большой доходный рынок. Этот рост потом конвертируется в рост ВВП и увеличение доходов населения.

О монополиях

На практике у нас есть общеизвестная проблема – монопольное положение «Нафтогаза», где и почему мы находимся там, где находимся.

Наше положение на рынке определятся постановлением Кабинета министров. И это не наша добрая воля и не наше желание. Это решение правительства. В рамках этого постановления зафиксированы обязательства, именно обязательства, как группы «Нафтогаз», так и частных облгазов и газсбытов, которые, к слову, никакого разделения до сих пор не прошли. Когда у одного и того же собственника есть и труба, и монопольный газопоставщик в одном регионе, – это не соответствует Третьему энергопакету.

Есть много бизнесов, которые являются, по сути, монопольными. Но проблема не в том, что где-то есть монополия. Проблема возникает тогда, когда монополист злоупотребляет своим положением. Есть очень простой критерий определить злоупотребление – это посмотреть, кто кому должен. Кто на этом зарабатывает, а кто на этом теряет. Вот мы на этом недополучили 25 млрд грн. Мы теряем на этой конструкции рынка, а не зарабатываем на ней.

Мы знаем, что государство этим организациям (облгазам, газсбытам) задолжало 11 млрд грн. Эта разница у нас вызывает очень большие опасения. Кроме того, что мы недополучили большую сумму денег с рынка, мы не знаем точно, почему она образовалась и где она находится. У нас есть несколько теорий, почему так происходит, которые мы просим активно проверить как регулятора, так и правоохранительные органы. Пока мы еще не получили ответы на наши вопросы.

Мы не против облгазов. Мы говорим о том, что в данный момент есть искусственно созданные преграды для смены потребителем поставщика.

Почему для облгазов так важно удерживать разницу между рыночной ценой и той, по которой газ поставляется потребителю? Потому что, если цены сравняются, на рынке тут же появится много новых частных игроков. И если нашему давлению эта система пока сопротивляется стандартными коррупционными методами, то большим сильным трейдерам точно не сможет сопротивляться.

Разница в цене – это инструмент, позволяющий вырезать большой сегмент украинского рынка и сделать его непривлекательным для частных компаний. Об этом, кстати, пишет секретариат Энергетического сообщества в своем письме украинскому Кабинету министров.

Если раньше эта разница была нужна для заработка огромных денег на смене назначения газа, то теперь она используется облгазами, чтобы застолбить за собой большой сегмент рынка, около двух третей. От этого страдают все – «Нафтогаз», потребители, государство.

О цене газа

Есть механизм, который предполагает пересчет цены. В идеале на рынке такого механизма быть не должно – цена должна формироваться спросом и предложением.

Это не отменяет необходимости существования системы субсидий. Только на либеральном рынке должны действовать либеральные монетизированные субсидии. Если человек сэкономил, деньги должны оставаться у него. Как только это будет сделано, мы увидим огромную экономию газа. Если давать людям правильные стимулы, это будет правильно работать.

Если монетизировать субсидии, то, по нашим оценкам, эта цифра станет меньше в три раза. Это те деньги, которые должно будет выделять правительство из бюджета на финансирование субсидий. Дайте людям возможность получить сэкономленные деньги, и они сами будут экономить и думать, как потреблять газ более рационально. К тому же в этом случае данный сегмент рынка станет интересен частным поставщикам. Экономический эффект будет огромный, мы его оцениваем примерно в 120 млрд грн. Ради 120 млрд грн для воюющей страны, я считаю, нужно напрячься и это сделать.

Важная составляющая либеральной модели рынка – возможность для потребителя менять поставщиков. Если в этой модели рынка кто угодно придет в «Нафтогаз» и заявит желание поставлять газ населению, гарантировав оплату, мы дадим ему газ. Любой продавец, который может обеспечить функцию реализации товара, представляет для нас ценность.

Проблема возникает с теми, кто может взять, и вообще не понятно, рассчитается ли. Вот в этом наша проблема. У нас нет проблемы с другими трейдерами. Посмотрите на тот же рынок промышленного газа – там конкуренция.

В «Укртрансгазе», когда проводился тендер на закупку газа для технологических нужд, «Нафтогаз» что смог, то выиграл, участвовали другие поставщики.

Мне кажется, что когда нас обвиняют в попытках монополизации, то как раз рынок промышленного газа и сегмент импорта газа в Украину, количество импортеров, которые сейчас завозят газ напрямую, доказывают, что «Нафтогаз» готов строить либеральный рынок. И главный залог этой либеральности – понятные правила игры.

Влияние государства на промышленном рынке, кстати говоря, минимальное. Никто не говорит частным трейдерам, какую ставить цену. Все работают самостоятельно. «Нафтогаз», исходя из своей математики, ставит цены для промышленных потребителей. И, поверьте, когда мы рассчитываем цену, то очень хорошо понимаем, что если на гривню ее завысим, то с другими импортерами мы конкурировать не сможем.

В случае реализации стратегии мы предполагаем, что Украина сможет стать экспортером газа. Для рынка это будет означать, что цена газа в Украине снизится. Автоматическое рыночное падение, для которого не нужен никакой регулятор. Это само собой произойдет.

О запасах газа

У нас есть в Украине несколько потенциально разрабатываемых горизонтов. Они пока к запасам не относятся, и ими, в том числе сейчас, занимается «Укргаздобыча». Это не плотные песчаники, это уплотненные, то есть те горизонты, из которых в Украине еще не добывали. Если эти горизонты мы сможем раскрыть, то есть потенциал существенного увеличения наших запасов, возможно, в два раза.

Вот эти теоретические запасы, их надо сначала нащупать и перевести в промышленную разработку. Надо доказать, что, пробурив скважину, можно получить приток газа, который оправдывает затраты на бурение этой скважины и ее содержание, чем сейчас и занимается «Укргаздобыча».

Многие говорили, что ГРП в Украине не имеет смысла. ГРП «Укргаздобычи» доказал, что это одно из самых эффективных средств увеличить объемы. У нас есть огромный фонд недействующих, ликвидированных скважин, которые с минимальными затратами можно восстановить и переводить в работу.

Благодаря масштабам компании, качественной системе корпоративного управления, мы можем обратиться, например, к ЕБРР, под низкие проценты взять большую сумму денег и вложить ее сюда. Компания небольшого размера, не имеющая всех элементов контроля, аудита, просто не имеет возможности получить такой денежный ресурс, ей просто его не дадут. В этом смысл интегрированной компании — иметь возможность привлекать деньги и прозрачно и эффективно их вкладывать.

О дееспособности наблюдательного совета НАКа

Для кворума набсовета, для его работы необходимо минимум четыре человека. Если там будет три человека, набсовет работать не сможет. При этом, насколько нам известно, сейчас происходит конкурс по выбору других членов набсовета. И, насколько я знаю, этот конкурс может завершиться в ближайшее время. Конкретная дата, которую я слышал, – это третья декада сентября. Поэтому, если там будет выбран новый член набсовета, это будет означать, что у нас будет дееспособный набсовет, который сможет принимать решения.

О скандале с «Укргаздобычей»

Тот факт, что наш внутренний аудит провел проверку, обнаружил несоответствие западным стандартам, и это привело к изменениям, – это не скандал, с моей точки зрения. Это доказательство того, что в «Нафтогазе» появилась система внутренних контролей, и она работает. И важный шаг в подготовке компании к IPO, о котором мы говорили. Строить систему скучно, зато она дает такие яркие результаты.

Мы создали внутри себя инструмент, который нас проверяет и заставляет улучшаться там, где у многочисленных государственных контролеров и проверяющих никогда вопросов не возникало. В создании этого инструмента огромная роль набсовета и независимых директоров. Служба внутреннего аудита подчиняется не главе правления, а непосредственно набсовету, как это принято на Западе.

Никто, по-моему, не спорит, что в «Укргаздобыче» сейчас одна из лучших систем закупок среди госкомпаний в Украине. Но эта система несовершенна, как показал внутренний аудит, и принят план по ее улучшению.

Если четыре года назад компании группы могли переплачивать в разы, покупать морское оборудование для полтавских скважин или вообще покупать воздух, как в случае с «Турболинксом», то сейчас речь идет о деталях составления ТЗ и процедурах. Проверка сделала вывод, что в закупках «Укргаздобычи» все еще слишком много человеческого фактора и серых зон.

План из нескольких десятков шагов разработан «Укргаздобычей» и утвержден набсоветом. Если коротко, то будет разработана четкая внутренняя стратегия закупок. Там должны быть определены функции, задачи и полномочия закупщиков, KPI для оценки их результатов. Есть часть по обучению сотрудников, как закупщиков, так и заказчиков.

По тендерам на суммы выше определенного порога будет обязательная независимая оценка технических требований до объявления торгов. Вместо спорного технического аудита участников после торгов будет использоваться механизм тендерного обеспечения (депозит, бонд выполнения обязательств). Это отсечет компании-пустышки еще до начала торгов.

Изменится подход к расчету ожидаемой цены, будет больший упор на анализ рынка и предыдущих закупок аналогичных товаров в группе «Нафтогаз». Усовершенствуют отчетность по выполнению инвестиционных планов.

Мы сделали вывод, что в «Укргаздобыче» нужно усилить систему внутренних контролей. Должны быть устранены конфликты интересов при формировании заявок и техусловий. Процедуры нужно улучшить и более четко распределить ответственность. Эти задачи и должна решить команда Олега Прохоренко.

Об операторе ГТС

Насколько я знаю, насколько оцениваю прогресс с «Магистральными газопроводами Украины», не было выполнено 90% тех действий, которые должны были быть сделаны к этому времени. Кроме того, что была создана компания. У этой компании нет директора, там исполняющий обязанности. В этой компании нет наблюдательного совета.

Что делать с оператором ГТС? Думаю, что я уже всех утомил этой фразой, но повторю ее в энный раз. Я считаю стратегической задачей для нашего государства, кроме создания ликвидного рынка газа, сохранение транзита газа по территории Украины.

И если раньше мы воспринимали эту задачу как просто финансовую, то сейчас мы ее воспринимаем еще в контексте просто безопасности. Исходя из, мне кажется, относительно сильного и понятного аргумента, что в случае, если транзит газа по территории Украины не будет проходить, шансы полномасштабной агрессии против нас становятся гораздо выше. Потому что перекрыть канал поставки газа Европе для россиян пока представляется слишком большим финансовым риском. Уж слишком больно это отразится на их бюджете. А если транзит пойдет по другим маршрутам, этот риск уйдет.

Так вот, для того чтобы сохранить транзит, мы считаем необходимым привлечь западного партнера к управлению новым оператором. И опять-таки, это наше убеждение проистекает из рыночной концепции, концепции конкуренции. Объясню, почему.

Россияне европейцам делают щедрое предложение. В «Северном потоке-2» европейским компаниям дают половину. Русские ведут себя очень прагматично. Приходя к европейцам, они говорят: «Давайте переместим поток газа по другому направлению, уберем его из Украины (они прямо об этом говорят. – А.К.) и при этом вам дадим половину».

Может ли Украина в такой ситуации с этим бороться, не предлагая ничего взамен? Я уверен в том, что, если мы не привлечем европейского оператора в украинскую ГТС, с большой вероятностью европейцы примут предложение россиян. Если они его примут, то объем транзита по территории Украины с большой вероятностью станет нулевым. До 2020 г. «Укртрансгаз» будут использовать как щедрый источник госзаказов, а потом он окажется ни с чем. И этого нельзя допустить. Это важная преамбула для того, чтобы понимать наше предложение.

Для того чтобы привлечь европейского оператора, нам важно не повторить опыт с приходом Ryanair или провалившейся приватизацией ОПЗ. То есть очень легко можно сделать предложение таким, что оно окажется никому не нужным. Мы не хотим, чтобы то же случилось с украинским транзитом.

Все идеи, все начинания, планы по анбандлингу ГТС (unbundling – добровольное оперативное само-разукрупнение монолитных промышленных групп на более компактные, подвижные и самостоятельные структуры) необходимо пропускать сквозь простой критерий принятия решений: это поможет привлечь европейского оператора или нет? Соответственно, возвращаясь к вопросу, как мы видим анбандлинг, мы видим главной его целью создание качественного актива, который максимизирует вероятность прихода европейского оператора.

Это автоматически дает ответы на огромное количество вопросов, включая вопрос: а какой должен быть перечень активов? Перечень активов должен быть привлекательным. Если есть какой-то актив, например подземка, который не генерирует денег, его нельзя добавлять в этот набор активов.

Более того, наши подземные хранилища газа, с точки зрения внешнего оператора, являются активом токсичным. У нас есть проблема — порядка 11 млрд куб. м спорного газа с господином Коломойским. И такого рода проблема на языке инвестора называется «ядовитая пилюля» (poison pill). То есть наличие такой «ядовитой пилюли» в новом операторе, я вам с большой уверенностью могу сказать, заблокирует приход любого западного инвестора. Посмотрите на пример ОПЗ. Это же касается и перечня активов, сервисных функций.

О Стокгольмском арбитраже

Мы после первого отдельного решения по плану трибунала должны между собой попытаться согласовать то, каким образом «Нафтогаз» и «Газпром» смогут работать в будущем. Мы сейчас этим занимаемся. Если нам это удастся, хорошо. Если не удастся сделать до 15 сентября, решение будет принимать трибунал.

Мы с «Газпромом» имеем на руках решение трибунала в рамках тех параметров, которые трибунал определил как справедливые, в том числе модификация цены импортного газа. Ведем переговоры. Если мы найдем решение, соответствующее инструкциям трибунала, которое устроит нас, то тогда мы можем вернуться к трибуналу и сказать: «Господа, вот мы провели переговоры и здесь мы согласны». Мы бы хотели найти это решение. Найдем ли мы его, мне сложно это комментировать.

По транзитному кейсу мы ожидаем решение в ноябре. Мы не можем влиять на сроки решения трибунала. Поэтому, когда говорят, что транзитное дело задерживает анбандлинг, то, с точки зрения передачи активов, именно в этой части – да. Но, исходя из тех пунктов плана, которые нужно и можно реализовывать сейчас, это точно не мешает ни создавать МГУ, ни набирать туда набсовет, ни проводить конкурсы, ни готовить активы к передаче. Поэтому там массу чего можно сделать до ноября. Но мы не можем влиять в любом случае на срок принятия трибуналом окончательного решения.

Наша позиция во многом основана на том, что в Украине имплементируется европейское право, поэтому стандартные европейские правила должны распространяться на наши отношения со всеми контрагентами, в том числе с «Газпромом». Например, что тарифы на транспортировку газа устанавливает регулятор по определенной методике, а не две коммерческие компании по своему желанию. Если та сторона сможет продемонстрировать примеры, что европейское законодательство на самом деле у нас не работает, это серьезный риск.

Эксперты чаще всего озвучивают вопросы к тому, как внедряется закон о регуляторе, к качеству сетевого кодекса, по которому работает наш рынок, и введению тарифов на вход-выход для внутренних пользователей ГТС. Сам процесс выделения функции ГТС из «Нафтогаза» тоже вызывает вопросы. План выделения был принят, но выполняется Кабинетом министров с задержками и в довольно произвольной трактовке. Мы рассчитываем, что эти проблемы будут решены.

О перспективах импорта газа из США

Как только газ заходит в трубу, он уже не американский. И он уже не LNG (сжиженный газ, – enkorr). Если кто-то там говорит: «Мы через Польшу привезем LNG», то это тоже некоторая подмена понятий.

Смысл LNG – только когда он подходит к границе. Если он где-то в Венгрии, в Польше попал в трубу, то это такой же трубопроводный газ, как и любой другой. И главное его отличие от LNG в том, что если вдруг венгры, как они это сделали в 2014 г., решат перекрыть поставки, то никакой танкер LNG, пришедший не в наш порт, нас не спасет.

Нет смысла городить огород с LNG, который вы не контролируете на вашей границе. Соответственно, пока танкер не придет в Одессу, это не LNG. А Одесса у нас единственный вариант, который, к сожалению, заблокирован из-за проблемы Босфора.

O ГТС

Я думаю, что в перспективе ценность этого актива, к сожалению, будет снижаться. Потому что появляется больше газопроводов. И если раньше была ограниченная возможность количества вариантов поставки газа, сейчас потребитель знает, что он зимой просто из трубы получит газ. Зачем ему строить дорогое хранилище, платить за хранение этого газа? Нет такого большого колебания сезонной цены, которое бы сейчас делало этот бизнес рентабельным. Сейчас по заказу Еврокомиссии делают анализ по перспективам использования наших подземных хранилищ с учетом реалий европейского рынка и прогнозов его развития. Посмотрим на их выводы. Я думаю, что та излишняя мощность хранилищ, которые есть в Украине, скорее всего, так и останется излишней.